Левые и антипсихиатрия

Авторы: Алексей Карамазов, Анастасия Антонюк

Введение

Тема антипсихиатрии, к сожалению, актуальна для Республики Беларусь и других постсоветских стран, поскольку официальная психиатрия на практике нарушает многие положения резолюции 49/110 «Принципы защиты психически больных лиц и улучшения психиатрической помощи» и является органом социального контроля и подавления.
Статус психиатрии как науки вызывает сомнение, и использующиеся в ней методы лечения противоречат конституционным правам и свободам граждан Республики Беларусь.
В данной статье мы постараемся развенчать некоторые стереотипы и мифы, касающиеся как самой психиатрии, так и психических заболеваний, пациентов психических больниц.
Для этого мы воспользуемся теориями и концептами известных психиатров, антипсихиатров и философов, таких как Томас Сас, Дэвид Купер, Рональд Лэйнг, Франко Базалья и Мишель Фуко. Все выше перечисленные врачи и философы были активными борцами за права психически больных людей. Также приведем серию интервью с бывшими пациентами психиатрических больниц для того чтобы показать текущий статус пациентов и отношение к ним в Республике Беларусь.
Для левых концепт антипсихиатрии представляет особый интерес в силу того, что социально оформленное движение антипсихиатрии возникло в качестве реакции на политическое и социальное притеснение пациентов психиатрических больниц. Также стоит упомянуть, что в своей методологической и теоретической базе антипсихиатрия использует положения неомарксизма.
Антипсихиатрия своей практикой и теорией дополнила марксистский анализ институтов здравоохранения, медицины, семьи и общества. Своей задачей антипсихиатрия видела эмансипацию психически больных людей и ликвидацию клинической психиатрии, которая понималась антипсихиатрами как способ политического и социального насилия над людьми, как институт репрессивного буржуазного государства.
Левым будет интересно рассмотреть пациентов психиатрических больниц возможных субъектов социальных преобразований, поскольку эти люди, как мы покажем, подвергаются политико-правовой и социальной дискриминации.

Интервью с пациентами психиатрических больниц Республики Беларусь

В этой части статьи мы предлагаем читателям ознакомиться с интервью пациентов, которые «прошли» белорусские психиатрические клиники. Вопросы были составлены, исходя из положений резолюции 46/119, принятой Генеральной Ассамблеей ООН 7 декабря 1991 г. «Принципы защиты психически больных лиц и улучшения психиатрической помощи». Приведем ниже выдержки из резолюции.

Принцип 1, пункт: «Ко всем лицам, которые страдают психическим заболеванием или считаются таковыми, следует относиться гуманно и с уважением к неотъемлемому достоинству человеческой личности».

Принцип 5: «Никакое лицо не может принуждаться к прохождению медицинского осмотра с целью определения того, страдает ли оно психическим заболеванием, кроме как в соответствии с процедурой, предусмотренной внутригосударственным законодательством».

Принцип 8, пункт 2: «Каждый пациент пользуется защитой от нанесения вреда его здоровью, включая необоснованное использование медикаментов, злоупотребления со стороны других пациентов, персонала или других лиц и другие действия, причиняющие психические страдания или физический дискомфорт».

Принцип 9, пункт 1: «Каждый пациент имеет право на лечение в обстановке, предусматривающей наименьшие ограничения, и при помощи наименее ограничительных или инвазивных методов, соответствующих необходимости поддержания его здоровья и защиты физической безопасности других лиц».

Пункт 2: «Уход за каждым пациентом и его лечение основываются на индивидуально разработанном плане, который обсуждается с пациентом, регулярно пересматривается, по мере необходимости изменяется и обеспечивается квалифицированным медицинским персоналом».

Пункт 3: «Психиатрическая помощь всегда предоставляется в соответствии с применимыми этическими нормами для специалистов, работающих в области психиатрии, включая международно признанные нормы, такие как Принципы медицинской этики, относящиеся к роли работников здравоохранения, в особенности врачей, в защите заключенных или задержанных лиц от пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания, принятые Генеральной Ассамблеей Организации Объединенных Наций. Не допускается злоупотребление знаниями и навыками в области психиатрии».

Принцип 11, пункт 1: «Никакое лечение не может назначаться пациенту без его осознанного согласия», а пункт 2: «Осознанное согласие — это согласие, получаемое свободно, без угроз или неоправданного принуждения после надлежащего предоставления пациенту в форме и на языке, понятном ему, достаточной и ясной информации…». С полным текстом резолюции можно ознакомиться по этой ссылке: www.un.org/ru/documents/decl_conv/conve…. Мы ориентировались на эти нормы и составили вопросы интервью. Первым на них ответил Антон, пациент РНПЦ психического здоровья. По какой причине вы здесь оказались? Вас принудительно госпитализировали или вы госпитализировались добровольно? Это ваша первая реабилитация? В психиатрическую больницу меня отправил военкомат. Я должен был пройти обследование, причины: порезы на предплечье и резкая критика армии. Пошел я добровольно, но и выбора у меня не было. В психбольнице я оказался впервые.Какой у вас диагноз?

Вторую неделю я валяюсь на койке, тест прошел у психолога, обследование – у невропатолога, мочу сдал, кровь, мне сделали флюорографию. Тогда же я несколько раз на пять минут зависал у врача-психиатра. Потом мне поставили «акцентуированные личностные черты» (Z73.1). У меня сложилось впечатление, что врач-психиатр сама не очень понимает, о чем идет речь. Во всяком случае, мне она этого не объяснила. Принимаете ли вы лекарства, назначенные врачом? Вас информировали об эффектах и побочных действиях выписанных вам лекарств? Вы давали согласие на употребление этих лекарств? Никаких лекарств я не употреблял, нахожусь на обследовании. Но других пациентов отделения, которые находятся на лечении, иногда заставляют пить лекарства, в том числе и силой. Санитары привязывают больного, а медсестра делает укол. Мне казалось, что часто больной не ведет себя асоциально или агрессивно. Относительно недавно в отделение привезли пожилого человека. Первое время он вел себя абсолютно адекватно, но после пары инъекций каких-то лекарств человек стал абсолютно неадекватен. Следующий пример, молодой парень. Когда я заехал в отделение, он был абсолютно не в себе: бился о стены, ходил под себя, дрался с другими пациентами, кусался, у него часто текли слюни, терял сознание. Но через некоторое время он пришел в себя, когда перестали колоть препараты. О том, что с ним происходило, не помнит. Я бы мог привести вам множество таких примеров. Есть ли положительный результат от приема этих лекарств?Как я уже сказал, мне пить лекарства не нужно. Но я видел, как люди становились, по сути, припадочными животными от тех лекарств, которые им назначили врачи-психиатры.

Как к вам относиться другие пациенты и персонал больницы? Можете ли вы сказать, что к вам относятся гуманно и с уважением? Я в хорошей спортивной форме, и другие пациенты относятся ко мне с уважением. А врачи относятся к призывникам индифферентно, как и остальной персонал. Однако отношения между теми пациентами, которые находятся на лечении, нельзя назвать позитивными.Проблема, как я понимаю, заключается в основном в препаратах, которые они употребляют по назначению врача. От этих препаратов, помимо того, что они становятся неким подобием людей, сильно повышается аппетит. Они часто воруют друг у друга еду, дерутся за нее, есть лимит на сигареты и многим их хватает. Драки между пациентами – постоянное явление. Врачи к таким пациентам равнодушны. А вот отношение медсестер и санитаров трудно охарактеризовать в терминах «уважения» и «гуманности». Медсестры часто повышают на пациентов голос, позволяют себе нецензурные выражения. Санитары часто применяют физическую силу, и в использовании матов от медсестер не отстают.

Имеете ли вы свободный доступ к телефонным и почтовым услугам и газетам, радио и телевидению? Нет, такой роскоши у нас нет. Персонал отделения забирает у всех пациентов мобильные телефоны. Телевизор в отделении включается два раза: утром и вечером на 15 минут. Газет нет. Есть небольшая библиотека, там немного учебников по психологии, остальное – завалы православной литературы. Вам комфортно в условиях психиатрической больницы?Нет. И я не слышал не от кого, что кому-то здесь хорошо.

Вас принуждали к работе? Призывников не принуждают. Тех, кто на лечении, привлекают регулярно, не всегда по собственному желанию. Есть ли у вас проблемы с трудоустройством? Психиатр мне сказал, что с моим диагнозом я не смогу работать в МВД и вооруженных силах РБ, но я туда никогда не стремился.Интервью с Оксаной, бывшей пациенткой УЗ «Витебская областная клиническая психиатрическая больница».

По какой причине вы оказались в психиатрической больнице? Вас принудительно госпитализировали или вы госпитализировались добровольно? Это ваша первая реабилитация?

Случился срыв (из-за разрыва отношений), который сопровождался сильнейшим чувством вины, тревогой и ненавистью к себе. Да, добровольно. Сама вызвала психбригаду, это была моя третья реабилитация.Какой у вас диагноз?

Шизотипическое расстройство.Принимали ли вы лекарства, назначенные врачом?

Да, в больнице принимала все лекарства, назначенные лечащим врачом. Это строго контролируется. Некоторым больным в первые две недели после поступления врачи предпочитают вводить психотропы в форме уколов, а не давать в таблетках.Вас информировали об эффектах и побочных действиях выписанных вам лекарств?

Нет, никто не сообщал о возможных побочных эффектах после приема лекарств. Об этом не говорят. И о побочных эффектах психотропов узнают, если они проявляются (чаще всего так и бывает), на собственном опыте. Или от других больных, которые делятся своим.Вы давали согласие на употребление этих лекарств?

Согласия на прием лекарств я не давала. Единственная бумага, которую я подписывала в психобольнице – это согласие на госпитализацию.

Есть ли положительный результат от приема этих лекарств? В основном все психотропные препараты (нейролептики, транквилизаторы) снимают возбуждение, еще они должны упорядочивать спутанные мысли и влиять на поведение, снимать другую симптоматику… В моем случае, негативный эффект от их приема всегда более выражен, чем позитивный. Например, из-за аминазина у меня появился страх смерти. Как к вам относиться другие пациенты и персонал больницы? Со стороны пациентов отношение было разным. В основном дружелюбное, но было и прямо противоположное… Почти все пациенты психбольницы объединяются в компании по несколько человек. А кто-то находится в таком психическом состоянии, что им не до взаимодействия с другими. Санитарам и медсестрам «негласно» запрещено разговаривать с пациентами, кроме необходимого минимума… В основном они относятся к «общению» с пациентами, как к чему-то вынужденному. Часто повышают голос. Была женщина, которая могла грубо со мной разговаривать, позволила себе меня оскорбить и при всех нецензурно выразиться. Еще в отделении практиковались «вязки», это «усмирение» пациентов, их просто привязывают к кровати. Видеть, как это происходит, страшно… Высший персонал психиатрической больницы относится к пациенту как к «еще одному больному», человеческого, уважительного отношения и внимания к каждому, мне кажется, недостаточно. Можете ли вы сказать, что к вам относились гуманно и с уважением? Скорее нет, чем да. Пациента воспринимают просто как «больного человека». Врачи не рассматривают твою личную историю, твои переживания, твой внутренний мир. На всех пациентов смотрят «свысока», с позиции власти. Имеете ли вы свободный доступ к телефонным и почтовым услугам и газетам, радио и телевидению? Нельзя было пользоваться не только мобильными телефонами, но и никакими гаджетами в принципе. Это значит, что нельзя никому свободно позвонить или написать, нет доступа к интернету. Когда тебя переводят из наблюдательной в общую палату, то в будние дни (кроме пятницы и праздничных дней) появляется возможность созвониться с родственниками в определенное время, (у нас было после обеда, в «тихий час»). Телефон, который лежит в кабинете у старшей медсестры, выдаётся на 30-40 минут… При условии, если она будет на месте. Также в течение двух часов, с пяти до восьми вечера, тебе могут позвонить на стационарный телефон в отделении (с него самого нельзя совершать звонки, а только принимать), каждому пациенту дается 10-15 минут на разговор. Как правило, в это время начинают звонить почти всем пациентам, поэтому бывает такое, что с тобой смогу связаться из-за перегруженности линии.Вам комфортно в условиях психиатрической больницы?

Нет, там не выключали свет ночью, приходилось спать при свете; в отделении был общий туалет с двумя кабинками, для всех; в коридоре включали телевизор каждое утро (до обеда) и вечером, с 16.00 до 21.00, очень громко… Вечером в коридоре было очень шумно. Отделение закрытое, нет никаких прогулок, пациент лишен свободы передвижения, как в тюрьме. Не было никакой индивидуальной психотерапевтической работы, лечение только медикаментозное. Вас принуждали к работе?К работе не принуждали. Но осенью, когда я лежала в другом отделении, то видела, как пациенты (женщины) из «второго закрытого» подметали листву. Как я понимаю, они соглашались на эту работу потому, что она была их единственной возможностью побыть на улице. Мужчины зимой могут помочь чистить снег, приносят еду из столовой.

Есть ли у вас проблемы с трудоустройством?

Сейчас нет. Интервью с Владимиром, пациентом РНПЦ психического здоровья.По какой причине вы здесь оказались? Вас принудительно госпитализировали или вы госпитализировались добровольно? Это ваша первая реабилитация?

У меня начались панические атаки, сразу я думал, что у меня проблемы с сердцем. В итоге меня отвели в эту больницу обманом родители. Скорее добровольно. Я там дважды лежал, пока что дваждыКакой у вас диагноз?

Социофобия и агорафобия.Принимаете ли вы лекарства, назначенные врачом? Вас информировали об эффектах и побочных действиях выписанных вам лекарств? Вы давали согласие на употребление этих лекарств? Есть ли положительный результат от приема этих лекарств?

Да, принимаю, нейролептик и антидепрессант. Нет, относительно побочных эффектов никто не информировал. У меня была фобия лекарств, и я начал пить их не сразу, но добровольно. Да, полностью купировались симптомы болезни.

Как к вам относиться другие пациенты и персонал больницы? Можете ли вы сказать, что к вам относятся гуманно и с уважением? Среди пациентов была дружественная атмосфера. А вот персонал относился к нам просто ужасно. Есть откровенные издевательства со стороны медсестер. Врачи не издеваются, но относятся равнодушно, не реагировали на жалобы. Однозначно, не могу так сказать, что это было гуманно и с уважением.Имеете ли вы свободный доступ к телефонным и почтовым услугам и газетам, радио и телевидению?

Доступ, в принципе, свободный. Вам комфортно в условиях психиатрической больницы? Сразу было просто невыносимо, а потом привык, так как лежу долго. Вас принуждали к работе? Да, к работе принуждают регулярно. Есть ли у вас проблемы с трудоустройством? Проблем с трудоустройством нет, т. к. информация о болезни есть только у меня.Интервью с Анастасией, бывшей пациенткой РНПЦ психического здоровья Республики Беларусь.

По какой причине вы оказались в психиатрической больнице? Вас принудительно госпитализировали или вы госпитализировались добровольно? Это была ваша первая реабилитация?

Дело в том, что я болею тем, что психиатры называют «тревожным расстройством», уже 6 лет. Лежала в «новинках» уже три раза, каждый раз заставляло лечь в больницу обострение болезни. Госпитализировалась всегда добровольно. В последний раз я уже понимала, что здесь мне не помогут, но вынуждена была лечь в больницу из-за своей абсолютной недееспособности.Какой у вас диагноз?

Мои диагнозы – тревожное расстройство с элементами социофобии и агорафобия. Принимаете ли вы лекарства, назначенные врачом? Вас информировали об эффектах и побочных действиях выписанных вам лекарств? Вы давали согласие на употребление этих лекарств? Есть ли положительный результат от приема этих лекарств? Нет, я отказалась от приема антидепрессантов, так как мне они не помогают, а любые нейролептики вызывают жуткие побочные эффекты. Медикаменты никогда до конца не вылечат любого душевнобольного. Они могут только глушить симптомы, если повезет. Но мне они не помогают даже в этом. По поводу побочных эффектов врачи в Новинках говорить что-то конкретное не любят (считая, что потом пациенты у себя сами их могут вызвать, если будут о них знать). Мне всегда самой приходилось узнавать о тех или иных побочных эффектах либо в интернете, либо, столкнувшись с ними в реальности, то есть уже после приема препарата. Пару раз я даже оказывалась в реанимации из-за побочных действий таблеток.Например, во время одной из госпитализаций в Новинки, мне назначили такой нейролептик как «Неулептил» в сочетании с антидепрессантом. Я приняла начальную дозировку этого «Неулептила» и уже через пару часов стала ощущать приступы тревоги. Волны жара внутри, изменилось восприятие окружающего пространства и самовосприятие. Еще через некоторое время я почувствовала сильное напряжение в теле, скованность мышц. Я пыталась расслабиться, но у меня это совершенно не получалось сделать ни сидя, ни лежа. Я пыталась просить у медперсонала какой-то препарат от этих побочных эффектов, но мне отказывали в его предоставлении, предлагая просто терпеть или выпить «Глицин», что, конечно же, смешно, поскольку это очень слабый препарат и даже не препарат, а скорее биологическая добавка к пище. Шло время, и мне становилось все хуже. Я уже не могла ни сидеть, ни ходить, ни лежать, ни просто стоять. Мне было максимально некомфортно находиться в собственном теле, так как напряжение достигло невыносимого предела, все мышцы сводило, начались непроизвольные подергивания ног и головы (как при болезни Паркинсона). Был уже вечер, никого из врачей уже не было в отделении. Я подошла на пост медсестры, чтобы попросить ее вызвать дежурного врача. Когда я услышала свой голос, я еще больше ужаснулась. Он стал неестественно высоким, пищащим. Мне пришлось очень долго уговаривать медсестру, чтобы она вызвала дежурного врача. Она как будто бы не замечала, или же не хотела замечать того, в каком состоянии я нахожусь. После того, как она все-таки соизволила позвонить дежурному врачу, мне пришлось очень долго ждать, пока он придет в отделение. Когда врач пришел, первым делом мне измерил артериальное давление. Оно оказалось очень высоким. Я рассказала ему о симптомах. Мне сделали укол «Диазепама». Не помогло. После жалобы медсестре мне сделал еще один укол. И только после такой лошадиной дозы транквилизатора я наконец-то смогла забыться сном. Я никогда не забуду этот день, так как тогда мне он казался последним.

Считаю, если бы мой лечащий врач сразу назначил какой-то препарат, нивелирующий побочные эффекты от нейролептика, я смогла бы избежать таких невыносимых мучений.

Когда я спросила у него, почему мне у меня случилась такая реакция на этот «Неулептил», почему он вызывал такие серьезные побочные эффекты, услышала следующее: «Это у вас такой характер, вы сопротивляетесь лечению». По-моему, такое высказывание не является компетентным и граничит с абсурдом.

Позже, проконсультировавшись с другими специалистами, я поняла, что то, что я пережила в тот день называется нейролептическим синдромом.

Как к вам относились другие пациенты и персонал больницы? Можете ли вы сказать, что к вам относились гуманно и с уважением? Медсестры, санитарки относятся пренебрежительно к просьбам, нехотя вызывают дежурного врача, когда плохо, даже когда твоя жизнь находится под угрозой. Они очень субъективно оценивают ситуацию, считая, что плохое самочувствие вызвано психическим состояние пациента (мол ему просто плохо на душе, вот он и требует внимания), как будто не понимая, что зачастую препараты, которые принимают пациенты, могут вызывать серьезные нарушения в организме.Со стороны врачей я чувствовала безразличие, обходы пациентов делались редко, все их лечение сводилось к подборке медикаментов. Занятия с психологом (женщиной) групповой психотерапией походили больше на отчитывание начальством своих подчиненных, они сопровождались демонстрацией психологом своего преимущества над пациентами. К каждому из участников групповой психотерапии психолог обращалась высокомерно, в своих фразах стараясь поставить человека в уязвимое, где-то даже униженное положение. Многие из пациентов просто сбегали с этих занятий, либо по прошествии нескольких сеансов переставали приходить. Может быть кому-то и нравилось, но мне было очень мерзко в данной атмосфере.

Индивидуальная психотерапия проходила с тем же психологом, но в этом случае ситуация была еще хуже. Весь сеанс она у меня допытывалась зачем я вообще к ней пришла, обвиняя меня в том, что она не чувствует от меня обратной связи, что я не хочу с ней взаимодействовать, что она не знает, зачем я вообще что-то от нее хочу. Это все она себе позволяла, несмотря на то, что я очень подробно рассказала ей о своей ситуации и состоянии, объяснила цель своего прихода тем, что мне нужна помощь. Нет, она все равно сидела в своем кресле и фыркала о том, что мне это не надо, заставляя меня пересказывать одну и ту же информацию разными словами. Больше я к ней не ходила, естественно.

Я не чувствовала, что ко мне относились гуманно или с уважением, более того, я бы не назвала врачей, которые находятся в 20 отделении Центра психического здоровья, высококвалифицированными специалистами, понимающими, как нужно лечить больных и как необходимо с ними взаимодействовать.

Имеете ли вы свободный доступ к телефонным и почтовым услугам и газетам, радио и телевидению? Доступ в 20 отделении «новинок» был свободным, а вот в 5 отделении (суицидальном) свой мобильный телефон пациенты обязаны были сдать на хранение, его им выдавали только на один час в день (но некоторые научились обходить правило). В остальное время пациенты 5 отделения могли связаться с кем-либо по стационарному телефону.Вам комфортно в условиях психиатрической больницы?

В общем, я не чувствовала себя комфортно в стенах больницы, так как там все было пропитано вонью безысходности, невежества и бесчеловечности, как и в большинстве других социальных институтах стран постсоветского пространства. Вас принуждали к работе? Все, что нужно было выполнять женщинам в больнице – это поддерживать чистоту в столовой. В этом никакого принуждения к работе я не ощущала. Есть ли у вас проблемы с трудоустройством? Хотя я и не состою на учете в Городском клиническом психиатрическом диспансере, всякий работодатель сможет проверить при желании по определенным каналам информацию о том, проходила ли я лечение в «новинках». Так что здесь уже будет зависеть от конкретного работодателя. Один раз из-за этой информации меня уволили. Правда, тогда я работала продавцом в магазине ритуальных услуг. Поэтому возможно, что наниматели для себя каким-то особым образом проинтерпретировали мое желание у них работать. Какие выводы можно сделать из выше представленных интервью? В Республике Беларусь нарушаются некоторые положения резолюции «Принципы защиты психически больных лиц и улучшения психиатрической помощи». К пациентам относятся не гуманно и без уважения, их ограничивают в доступе к СМИ и к средствам связи. Пациентов не информируют о побочных действиях лекарств, не спрашивают их согласия на применение этих лекарств. Важно отметить, что некоторым пациентам лекарства даже не помогали, а наоборот ухудшали их самочувствие.Иногда пациентов принуждают к труду. Что касается общих впечатлений, пациенты испытывали дискомфорт от пребывания в психиатрических больницах.

Вывод? Несоответствие того, как на самом деле функционирует институт психиатрии, принципам гуманности и уважения человеческого достоинства, возвращает нас к идеям антипсихиатрии. Стоит сразу отметить, что большинство антипсихиатров, концепции которых мы представим дальше, были практикующими психиатрами. И именно опыт работы в существующей системе, а не теоретические выкладки, привели их к осознанию необходимости слома этой системы.Основные идеи представителей антипсихиатрии

Предлагаем ознакомиться с взглядами известного американского психиатра Томаса Саса с солидным клиническим опытом, который позже стал антипсихиатром.В своей книге «Миф душевной болезни» американский антипсихиатр, пишет о том, что психиатрия перенесла модель болезни XIX в., основанную на опыте лечения тифа и туберкулеза, и экстраполировала ее на проблемы человеческой жизни. Жизненные проблемы человека стали тождественными телесным болезням, а люди, которые имели такие проблемы, стали изолироваться. Т. Сас воспринимал безумие как определенную модель поведения, а не болезнь с этиологией.

Психиатрия с точки зрения бывшего психиатра, это практика принуждения и мифологическая система. А психическое заболевание – это миф, которые легитимизирует наличие института психиатрии в обществе. Томас Сас считает, что психиатр на практике имеет дело с этическими, социальными и личными проблемами жизни.

Свою критику Т. Сас начинает с того, что психиатрия определяется через собственный предмет. Такая методологическая стратегия ставит в один ряд психиатрию с астрологией или алхимией. Можно провести простую аналогию, психиатрия определяет себя как наука, которая исследует и лечит психические заболевания, а астрология изучает влияние космоса на человека и его поведение.

У психиатров присутствует расхождение между их практикой и риторикой. Психиатры относят себя к врачам, но по факту они занимаются тем, что вступают со своим пациентом в коммуникацию и анализируют ее.
Если психиатрия акцентируется на коммуникативном анализе, то из этого следует, что дисциплина имеет много общего с другими отраслями знания, которые занимаются анализом и изучения языка, например: философия, семиотика, социология и т.д. Но психиатрия ограничивает себя рамками медицинского дискурса, как считает Сас.

Психиатрия в своих теоретических конструктах базируется на изучении личного поведения в рамках той или иной социальной игры, в которую вступают индивиды. Психическая болезнь в таком случае предстает как социальная и межличностная дисфункция в рамках принятой в обществе социальной игры. Понимание «добра» и «зла» в рамках какой-либо этической системе определяется через принятые правила социальной игры.
Т. Сас также отмечает очень интересный момент в психиатрии, позитивное отношение к пациенту напрямую зависит от его повиновения. Если пациент согласен с своим заболеванием и диагнозом, то он может рассчитывать на снисхождения врачей. Нечто подобное, как пишет Т. Сас, было с взаимоотношениями между инквизицией и ведьмами. Если ведьма раскаивалась и пыталась стать христианкой, то инквизиция относилась к ней с снисхождением.

Т. Сас утверждает, что психиатрия не отвечает критериям научного знания и выступает в роли властного института. Концепция психической болезни делает возможным принуждение к госпитализации и лечению, а принуждение в свою очередь опирается на концепцию психической болезни. Т. Сас провдит параллель между такой логикой и религиозным дискурсом, где теистические религии опираются на концепцию бога.
Но это не единственная связь между религией и психиатрией. Т. Сас считает, что люди очень восприимчивы к двум типам психологических переживаний, это «тревога-и-вина» и «боль-и-страдание».
Клиническая психиатрия освобождает людей от «тревоги-и-вины» и «боли-и-страдания» с помощью сомнительной диагностики и такого же лечения. В свою очередь религия освобождала людей от «тревоги-и-вины» с помощью мистических ритуалов и религиозного мифа о лучшей жизни в мире ином при соблюдении определенных правил.

Томас Сас выделяет основные догмы современной психиатрии:

1. Социально неодобряемое поведение – это болезнь.

2. Принуждение – это лечение.

3. Изоляция людей в психиатрических клиниках – это жест милосердия и научная форма терапии.

Т. Сас приходит к выводу о том, что психиатрия – это жесткая патерналистская система с субъектом врача во главе, который аналогичен статусу священника в церкви.

При изучении истории психиатрии Т. Сас отслеживает ее связь с доминантными общественными правилами и ценностями в отношении к неугодным индивидам: гонение и выявление ведьм в средневековую эпоху, действующая в интересах деспотий и абсолютистских режимов так называемая «медицинская полиция», появление в истории гильотины и т.д.
Функция мифа, как считает Т. Сас, существует не только в психиатрии, миф служит опорой для функционирования и жизни социума, а психиатрия – это один из социальных институтов. Т. Сас перечисляет множество психиатрических диагнозов, которые подтверждают его тезис о том, что концепция психической болезни оправдывает социальное и психиатрическое принуждение, например: рабов которые сбегали с плантаций своих хозяев считали больными драпетоманией, феминисткам предписывали заболевание истерией, политически неугодным ставили диагнозы больных вялотекущей шизофренией и т.д. Большинство психических болезней, считает Т. Сас – это процедура стигматизации и эти болезни являют собой метафорическую болезнь, которая принимается за болезнь реальную. Также антипсихиатр приводит в пример наркоманию и отношение общества к наркоманам, которое является результатом социальной стигмы, он приводит в пример таких наркоманов как Элвис Пресли, Джон Кеннеди, эти индивиды стали американскими национальными героями и после этого не считались наркоманами в контексте психиатрического диагноза.

Теория психиатрии зависима от социально-политических структур общества посредством концепции психического заболевания. С помощью той или иной концепции психического заболевания одни представителя общества могут отнимать права и свободы у других представителей общества. Источником легитимации такой формы насилия выступает концепция психического заболевания и выстроенная на нем психиатрическая теория и практика через институт психиатрических клиник. Т. Сас считает, что процесс пересмотра психиатрических болезней и новые способы диагностики в психиатрии, конструирует новую страту психически больных людей.
Антипсихиатр приходит к выводу о том, что психиатрия – это социальный институт, который занимается конструированием и производством психического заболевания и медицинской стигмы. Такое понимание психиатрии приводит к выводу о том, что психиатрию как социальный институт необходимо тотально ликвидировать.

Экзистенциальный марксизм Дэвида Купера

Дэвид Купер – это представитель экзистенциального марксизма в дискурсе антипсихиатрии. Следует отметить, что Д. Купер имел медицинское образование и опыт работы в клинической психиатрии.

Анализируя отличие в методах и структуре естественных и гуманитарных наук, Купер приходит к следующим выводам:

1. В естествознании отношение «наблюдатель-наблюдаемое» онтологически прерывно, наблюдатель предсказывает те или иные события и внешне его описывает.

2. В гуманитарных науках отношение «наблюдатель-наблюдаемое» онтологически непрерывно и наблюдатель ожидает тот или иной формат поведения.

На основании этого Д. Купер выделяет два подхода:

1. Аналитическо-рациональный – это такой подход, который делает вывод на основании тех критериев и суждений, которые лежат вне исследуемого поля. Например: параллельные прямые не пересекаются, вещества, которые вступают в реакцию и получаются после нее, не меняются. По такому методологическому принципу построены естественные науки. Такой принцип размышлений и получаемых фактов выносится учеными как внешним пассивным наблюдателем.

2. Диалектически рациональный – при взаимодействии людей происходит суммирование одного «я» по отношению к другому «ты», но это «ты» включает в свое суммирование и суммирование другого «я» и т.д. Процессы перманентного и бесконечного взаимодействия, по мнению Д. Купера может охватить и анализировать диалектическая рациональность и изучать человека необходимо только с помощью этого метода. С помощью разграничения на внешнее и внутреннее исчезает клиническое понимание психической болезни, как о нарушении социальной адаптации, поведения, и т.д. Безумие воспринимается как результат межличностных и социальных отношений.

Психиатрия по Д. Куперу относится к гуманитарным наукам, а не к естественным. Он пишет о том, что большинство работ «Dasein-аналитиков» строятся по классической медицинской схеме «клинический случай → его анализ → теоретическое обобщение».

С антипсихиатрией ситуация другая: «теория → пример». Антипсихиатрия в своем глубинном синтезе с философией дает более широкие возможности для всеобщего охватывания бытия индивида.

Исследуя феномен безумия, антипсихиатр сталкивается с проблемами политики и властных отношений в обществе, особенно акцентируясь на семье, как основной единицей капиталистического социума.

Реформа и реконструкция семьи – это первое и необходимое условие для преобразований в капиталистической системе. Семья – это группа анонимных совместно проживающих людей в заданной исторической институциональной структуре. Эта социальная ячейка в рамках капитализма является источником легитимации политической власти и выступает архетипом для других институций в обществе, таких как армия, церковь, школа, университет, политический аппарат ит.д. Модель семьи становится некой универсальной матрицей для других институций. Статус безумца предписывается тем индивидам, которые не хотят быть послушными детьми в этой большой семье под названием государство.

В рамках капиталистического общества социальные группы и, в первую очередь, семья несут в себе дискурс ложной рациональности, как считает Д. Купер, она задает нормы поведения, субъективности и мировоззрения , любое отклонение от такой нормативности регистрируется как психическая болезнь. Семья тем самым фрустрирует в человеке его способность к критике и сомнению и навязывает как неоспоримый факт, существующий социальный порядок.Безумие, как понимает его Д. Купер, это попытка ухода от принципов семьи к личной автономии. Проблема в том, что после социализации индивида семьей, «Я» того или иного индивида – это и есть семья. Новорожденный индивид, попадая в структуру семьи с детства, как губка впитывает ее дискурс. Семья накладывает жесткое табу на любые попытки выхода из ее дискурса. Одним из фундаментальных тезисов Д. Купера является тезис о том, что шизофрении как медицинского диагноза не существует. Шизофрения – это медицинское клише и социальная стигма, которую одна группа людей навязывает другим для того чтобы как-то обозначить и разрешить политико-социальный конфликт. Таким образом, антипсихиатр приходит к идее того, что шизофрения – это специфическое выражение микросоциального кризиса.

Предметом исследования для психиатрии и антипсихиатрии является феномен безумия. Безумие – это такая форма жизни и мысли, которая становится в оппозицию к доминантному дискурсу в обществе. Безумие разрушает структуру социального организма, ставит его фундаментальные основы, под сомнения как бы подтачивая их. Сразу вспоминается пример с советской психиатрией, которая навешивала ярлык психически больного «вялотекущей шизофренией» на политических противников режима СССР. Для того чтобы система работала дальше безумных стараются каким-то образом изолировать от общества.

Д. Купер часто писал о безумцах как об «политических диссидентах», поэтому социальная революция должна ставить своей приоритетной задачей освобождение безумия. После того как безумие будет освобождено из оков психиатрии, структура власти начнет рассыпаться, за этим процессом последует разрушение разных форм внешней власти, например империалистическая эксплуатация над третьим миром. Эмансипация безумия тождественно политическому событию, которое спровоцирует изменение в обществе. Д. Купер считает что «революция безумия» упразднит функционирование авторитарных ячеек капиталистического общества: семьи, школы, университетов, заводов и т.д. На место этих деспотичных структур в ходе революции образуются мобильные антиавторитарные структуры.

Революционный потенциал безумия связан с такими важными процессами как реструктурирование и деструктурирование «эго», которое ориентировано на разрушение социальной надстройки, социальных устоев. Эти процессы способны, как считает Д. Купер, вернуть человека к некому подлинному «я», которое было фрустрировано процессом воспитания и дальнейшей социализацией. Основная задача этих процессов в преодолении отчуждения.

Надо отметить, что Д. Купер был достаточно радикален в своих взглядах на психиатрию и оптимистичен в своих взглядах на революционный потенциал безумия. Он считал, что психиатрия скоро себя дискредитирует и уйдет в прошлое. Но этого не произошло.

Рональд Дэвид Лэйнг

Р. Д. Лэйнг является английским и шотландским психиатром, философом, социологом, представителем международного движения антипсихиатрии. В своих научных трудах он опирался на экзистенциальную феноменологию, внедряя методологию данного философского направления в систему анализа психических отклонений. Р. Лэйнг считал, что, рассматривая психический мир отдельного человека сквозь призму экзистенциальной феноменологии, возможно познать сущность его переживаний себя во взаимодействии с миром и другими людьми.

Еще в своей работе «Разделенное Я» он подвергал критике естественнонаучный подход психиатрии, обвиняя его инструментарий в деперсонализации и обезличивании больного при анализе его психических характеристик. Согласно Р. Лэйнгу, психический мир как нормального человека, так и больного психическим расстройством является уникальным. Р. Лэйнг критикует естественнонаучный подход за то, что, пытаясь описать психический мир больного человека, он подвергает его сознательной редукции, присваивая довольно многозначным и противоречивым психическим процессам упрощенные механические понятия. Тем самым данный подход, в попытке отыскать органическую причину психической патологии, лишает каждый отдельный случай психического расстройства его уникальности, занося его тем самым в перечень идентичных случаев, и рассматривая его как еще один элемент статистического анализа.

Задачей психотерапевта, согласно Р. Лэйнгу, должна являться не интерпретация психических отклонений больного, а их понимание, которое должно обеспечиваться благодаря готовности специалиста принять мироощущение пациента, отличное от того, к которому привык он сам. Только в процессе «всматривания» в психический мир больного, психотерапевту становятся доступны ресурсы, обеспечивающие понимание экзистенциального положения пациента в мире. Кроме того, как философ-экзистенциалист, Р. Лэйнг считал, что невозможно понять шизофрению, если не исследовать феномен отчаяния (ключевое понятие учения С. Кьеркегора).

Для Р. Лэйнга важное значение для анализа сущности шизофренического процесса играет понятие «онтологической неуверенности», введенное им в работе «Расколотое я», и демонстрирующее процесс перехода от шизоидного способа существования и восприятия мира к психотическому шизофреническому. Сущность данного понятия Р. Лэйнг объясняет сквозь призму трех форм тревоги: поглощение, взрыв и оцепенение или деперсонализация.

В своей книге «Я и Другие» Р. Лэйнг продолжает развивать экзистенциально-феноменологический подход в психиатрии. Смещая акцент с анализа внутреннего мира больного, он дополняет свою методологию социальным ракурсом анализа. Кроме того, в данной работе он досконально разрабатывает теорию генезиса и развития психических расстройств.

Согласно Р. Лэйнгу, шизофрения является социально сконструированным феноменом. Во-первых, с ней можно столкнуться только в обществе. Во-вторых, диагноз шизофрения ставится путем навешивания на определенных людей «ярлыка шизофреника» по причине наличия у них отличного от большинства людей способа коммуникации с миром и другими. Специфической особенностью тех индивидов, кому поставлен диагноз «шизофрения», является наличие у них социальных барьеров, проявляющихся во взаимодействии с другими людьми, вследствие которых таким индивидам очень сложно установить прочные коммуникативные связи.

Р. Лэйнг считал, что каждый человек наделен потребностями, связанными с контролем собственного присутствия в мире, получением одобрения и признания другого, что, грубо говоря, можно свести к желанию любого человека быть любимым другими. В современную Р. Лэйнгу эпоху и особенно в наше время чаще всего межличностное взаимодействие пронизывает стремление к взаимной деперсонализации. Это означает, что другой человек заранее воспринимается не как неповторимая и уникальная личность, а как часть механизма социальной системы.

Р. Лэйнг полагал, что человек рождается в этот мир невинным ребенком и именно общество, социальное окружение, а больше всего семья портят его, делая его собственный уникальный опыт существования отчужденным от него. С самых ранних лет родители навязывают ребенку стандартный набор социальных ролей, воспитывая из него очередного законопослушного гражданина, работающего на благо государства. Самое главное, чтобы ребенок гармонично вписался в уже сформированную до него социальную систему и окружающую его социальную среду, даже если ему придется ради этого пренебречь собственной индивидуальностью и отказаться от здоровья своей психики.

Р. Лэйнг является автором концепции ментанойи, сущность которой заключается в рассмотрении психоза, как процесса, позволяющего личности обрести свое истинное «Я». Р. Лэйнг приходит к данному пониманию психозов в середине 60-х годов, выразив свои рассуждения по данной теме в статье «Является ли шизофрения болезнью?». Он выдвигает гипотезу, согласно которой психотическое состояние, присущее человеку, погруженному в психоз, является близким инициатическим практикам, существовавшим в древности.

В 1965 году Р. Лэйнг пишет статью «Религиозный опыт в религии и психозе», в которой расширяет понимание психоза, описывая его, как одновременно мирскую, социальную и трансцендентальную практику. Безусловно, отец антипсихиатрии наделяет психотический опыт метафорическим содержанием, называя его путешествием в пространство внутреннего переживания. Однако это не простое путешествие, поскольку, согласно Р. Лэйнгу, оно способно разрушить нормальное эго и его ложную позицию приспособленчества к враждебной окружающей среде, с целью возвращения личности к ее подлинной и неотчуждаемой самости. Такая романтизация безумия была свойственна многим критикам классического дискурса психиатрии, писавшим в 60-е гг. 20 века.

Таким образом, Р. Лэйнг является новатором следующих положений в психиатрии. Во-первых, он стал рассматривать шизофрению не просто как какую-то биохимическую реакцию мозга, как привыкли ее описывать представители естественнонаучного направления в психиатрии, а как личностную революцию. Кроме того, согласно Р. Лэйнгу, шизофрения и различные спектры социальной жизни оказывают друг на друга взаимообусловливающее влияние. Социальное пространство жизни является тем, что порождает и конструирует шизофрению, а последняя, в свою очередь, является подрывающим и опасным опытом, который также трансформирует привычную социальную повседневность. И в этом смысле шизофрения представляется Р. Лэйнгу высвобождающим потенциалом, способным снять оковы с индивида, закабаленного ложным сознанием, сформированным отчужденными межличностными отношениями и репрессивной капиталистической системой. Пытаясь призвать общество к ответственности за психические отклонения, возникающие у его членов, Р. Лэйнг избавил безумцев от молчания, на которое их вынуждали стены психиатрических учреждений, и, таким образом, он поставил ментальные расстройства в центр дискуссий социально-культурного характера.

Мишель Фуко

Первой работой, в которой М. Фуко затрагивает проблемы психических расстройств, является его книга «Психическая болезнь и личность. В ней он обращается к критике концепций и подходов, претендующих на установление знания о сущности психической болезни. Затем в своей работе «История безумия в классическую эпоху» французский философ исследует то, каким было отношение к безумию на различных этапах исторического развития, а также процесс генезиса и институализации психиатрии. Кроме того, в данной работе он пытается выявить социально-исторические предпосылки, вытеснившие безумие на периферию социальной системы.

В своей работе «История безумия в классическую эпоху» М. Фуко описывает два опыта отношения к безумию – это трагический и критический. Анализируя полотна художников эпохи Возрождения, он доказывает, что безумие в то время наделялось статусом божественного откровения и представлялось носителем тайного эзотерического знания. Затем М. Фуко показывает, что совсем иначе оно мыслилось в рамках философского, литературного и морального дискурсов. Утрачивая свой романтический статус, безумие представлялось здесь человеческой слабостью, подвергалось критике с позиции нравственных категорий и фактически становилось синонимом неразумия. Именно такая рационально-нравственная критическая позиция по отношению к безумию и станет, согласно французскому мыслителю, предпосылкой возникновения и последующей институцианализации психиатрии, как практики исправления неразумных безумных. Кроме того, М. Фуко описывает, каким образом происходит процесс смешения безумия с другими формами девиантного поведения, а затем его дифференциация, с целью изоляции и создания определенного дисциплинарного пространства для душевнобольных. Согласно М. Фуко, именно данные процессы предшествовали появлению понятия безумия и выделению психических расстройств в особый класс заболеваний. Целью данных концептуальных надстроек, по мнению М. Фуко, являлось не оправдание новой экспансии власти, вторгающейся в ментальный мир отдельного человека, а сокрытие под маской псевдонаучной объективности механики властных технологий.

Обеспечить мыслителя подлинным и объективным знанием о безумии, согласно М. Фуко, способна не психиатрия, а антропология. Он считал, что безумию свойственно раскрытие истины человеческого существования, которая дремлет в глубинах нашего подсознания. Безумие демонстрирует в первую очередь не дурные инстинкты больного, а порочную природу человека вообще. Поведению психически больного свойственна асоциальность и аморальность, однако оно всегда отражает сущность всякого человека, ту бездну его возможных ощущений, реакций и поступков, которые могут вырваться наружу при определенных травмирующих обстоятельствах. Согласно М. Фуко, безумие не является частным случаем психопатологии, оно представляет собой антропологически заданную возможность, готовую в любой момент овладеть сознанием всякого человека.

Когда антипсихиатрическое движение приобрело популярность в 1960-х годах, книга М. Фуко « История безумия в классическую эпоху» стала объектом жестокой критики и систематических атак. Она была названа критиками антипсихиатрическим трактатом, «евангелием от дьявола» среди психиатров, работой, которая отрицала действительность психического заболевания, представляла психиатрическое знание псевдонаучным и изображала рациональность Просвещения репрессивной силой, исключающей безумие.

М. Фуко стал ассоциироваться с Р. Лэйнгом, Д. Купером и Т. Сасом, о нем стали говорить на различных семинарах и конференциях, как еще об одном представителе антипсихиатрии. М. Фуко несколько раз подвергал критике такую категоризацию его как мыслителя. Он протестовал против того, чтобы его работа была явно неверно истолкована как пропаганда того, что не существует психиатрического знания, а безумие есть миф, сформированный психиатрическим и медицинским дискурсами. На самом деле М. Фуко никогда не оспаривал действительность этих дискурсов или терапевтической роли психиатрической больницы, а просто изучал, как различные практики способствовали развитию психиатрии как медицинской дисциплины. Его критикам не удалось понять исторический масштаб его исследований, который, не оспаривая существование психического заболевания, исследовал условия его возникновения как области позитивного знания.

Читая лекции по психиатрическим темам в Collège de France спустя несколько лет после публикации «Истории безумия в классическую эпоху», М. Фуко повторил свой собственный критический проект и сделал альтернативный отчет о его отношениях с антипсихиатрией. В резюме курса его лекций, изданных под названием «Психиатрическая власть», он анализирует историческую роль антипсихиатрии, предлагая свою точку зрения на данный тип критического анализа. Согласно М. Фуко, антипсихиатрия проникла в психиатрическую практику в тот исторический момент, когда в ней были поставлены под вопрос сущность института психиатрии и деятельности психиатра. М. Фуко отмечает, что антипсихиатрический дискурс и практика не ограничиваются критикой оснований медицинского знания, а распространяются также и на систематическое изобличение института психиатрии. Антипсихиатрия не отрицает безумия, а наоборот, стремится освободить его от сдерживающих последствий медицинского вмешательства.

М. Фуко показывает, как антипсихиатрия оспаривает состоятельность психиатрического дискурса, не со строго эпистемологической точки зрения, но всегда относительно власти врача и истинностного воздействия его дискурса на пациента. Антипсихиатрия ставит под сомнение не набор последовательных научных заявлений или методов, а их способность давать утверждения истины о психическом заболевании, в той степени, в которой власть врача и его роль в психиатрической клинике искажают и компрометируют их подлинную значимость.

Несмотря на различные точки зрения и позиции, все антипсихиатры одинаково определяют тот способ, которым отношения власти распределили роли в психиатрическом учреждении, а также разделяют эпистемологический подход к психическому заболеванию и формам медицинского вмешательства. Согласно М. Фуко, критический анализ антипсихиатрии сосредотачивается на том, как осуществляются отношения власти и артикуляция дискурса истины в пространстве психиатрической больницы. Анализ М. Фуко в «Истории безумия в классическую эпоху» вращается вокруг взаимодействия между властными отношениями и производством истины внутри психиатрического дискурса, что в конечном счете определяет разделение между разумом и безумием.

Именно М. Фуко наделил понятие «безумие» философским и культурологическим содержанием и стал неразрывно связывать его с такими понятиями как «власть-знания» и «дисциплинарные практики». В своем лекционном курсе «Психиатрическая власть» М. Фуко смещает исследовательский интерес с изучения безумия на анализ диспозитива власти, функционирующего в рамках института психиатрии. Власть описывается им как центральный феномен, конституирующий пространство психиатрической практики. Она является тем, что задает определенный тон психиатрическим теориям, концептам, объяснительным гипотезам, под ее воздействием формируется статус врача. Кроме того, власть задает специфический образ больного, который был наблюдаем вплоть до середины XX в. Несмотря на то, что М. Фуко всегда дистанцировался от антипсихиатрии, последняя оказывается чуть ли не центральным действующим лицом данного курса.

М. Фуко разъясняет в «Психиатрической власти», что системы представления безумия, которые он исследует в «Истории безумия в классическую эпоху», являются результатом «аппарата власти и игры истины, аппарата власти и дискурса истины». Несмотря на очевидную близость М. Фуко антипсихиатрии, его критика принципиально от нее отличается. Антипсихиатрия опирается на определенные априорные концепции власти и истины, которые считаются ею внутренне присущими функционированию психиатрической институции. Отношения между врачом и пациентом всегда являются отношениями доминирования и подчинения, а истина, которую продвигает врач, – это научная легитимация и оправдание его репрессивной роли. Критика М. Фуко более скептична, поскольку он оспаривает трансисторичность и универсальность одного типа отношений власти между психиатрами и психически больными и раскрывает исторические преобразования, благодаря которым властные отношениями в психиатрическом учреждении подвергаются трансформации. Он показывает, как отдельные типы отношений власти, действуя не обязательно как инструменты контроля и угнетения, создают разные режимы истины, определяющие положение безумных как объектов знания.

Согласно М. Фуко, невозможно вскрыть сущность психиатрической власти, рассматривая психиатрию как очередную социальную институцию. Именно отношения господства и подчинения, пронизывающие всякое социальное взаимодействие внутри психиатрической институции, являются тем, что обусловливает ее успешное функционирование.

Франко Базалья

Ф Базалья является итальянским психиатром, неврологом, профессором психиатрии, реформатором системы психиатрической помощи, разработчиком «Закона 180», лидером движения «Демократичная психиатрия».Став в начале 60-х гг. директором психиатрической больницы в Гориции, Ф. Базалья впервые сталкивается с несправедливым режимом данной институции. Обнаружив условия, в которых проживали пациенты больницы, тюремные законы, согласно которым выстраивались отношения между персоналом и пациентами, он приходит к пониманию необходимости реформирования ее внутреннего устройства и изменения характера взаимодействия ее членов.

Параллельно реформаторской деятельности развиваются и идеи Ф, Базальи. Он начинает постепенно отходить от феноменологии и экзистенциализма и развивает своеобразную критическую теорию психиатрии как социальной институции.

Ф. Базалья очень скептически относился к социальной психиатрии, цель которой заключалась в том, чтобы повторно интегрировать психически больного в господствующую социальную систему. Кроме того, он не доверял гуманитарным наукам, осуждая их за то, что они предложили альтернативу институциональной психиатрии, без попытки разрушить ее основания. Согласно Ф. Базалья, невозможно радикально реформировать психиатрию, не подвергая анализу ту социальную структуру, которая создавала институт психиатрии, как инструмент изоляции психически больных и контролирования их поведения.

Ф. Базалья также критиковал феноменологическую и экзистенциальную психиатрию за то, что они не смогли преодолеть в теории и на практике объективации пациента. Он считал, что невозможно понять причины и сущность отдельного психического расстройства, прибегая к универсальному технико-психиатрическому подходу.

Теоретическая структура, которая используется для оценки поведения больного, формирует само поведение. Это исключает возможность того, что психиатр сможет проинтерпретировать действие пациента не как симптом, а как акт несогласия, восстания или даже субъективного выражения против социальных запретов. Следовательно, пациенту, так или иначе, отказывают в свободе слова, потому что каждое его действие рассматривается, как проявление его психического расстройства. Как только психиатр диагностирует психическое заболевание, учреждение полностью освобождает пациентов от любой ответственности, поскольку оно интерпретирует каждое их действие, как симптом их болезни. В этом узком контексте нет места для анализа социальных структур и властного положения персонала клиники по отношению к пациентам, которые могли стать причиной антисоциального поведения последних. Именно поэтому Ф. Базалья, как Э. Гоффман и Д. Купер, выступал против выстраивания вертикальных отношений между пациентами и психиатрами. Однако, согласно итальянскому мыслителю, такие отношения невозможны, без предоставления пациентам права на выражения агрессии. Она здесь выступает как инструмент, с помощью которого пациент способен проявлять несогласие и отстаивать свои права.

Практика антипсихиатрии

Великобритания

В январе 1962 г. Д. Купером в одном из отделений психиатрической больницы Шенли в северо-западной части Лондона была организована терапевтическая коммуна «Вилла 21», просуществовавшая четыре года. В данном проекте планировалось осуществить несколько целей, носящих терапевтический, исследовательский и организационный характер. С терапевтической точки зрения продвигалась идея о благоприятном воздействии на ход лечения неструктурированной, неиерархичной системы взаимоотношений между персоналом и пациентами. В рамках данного проекта планировалось исследовать взаимодействие членов внутри естественных групп, сопоставив его с типом отношений, характерным для искусственной терапевтической группы. Но самая главная цель эксперимента заключалась в создании отличного от психиатрического учреждения автономного терапевтического пространства, где уважительное отношение к свободе каждого члена провозглашалось основанием для успешной терапии.

Из позитивных результатов данного эксперимента следует отметить разрушение традиционно пассивной роли пациентов и формирование у них активного участия в процессе своего лечения и функционировании отделения. Кроме того, были отвергнуты, свойственные всем психиатрическим больницам правила, заключающиеся в существовании определенного режима дня и обязательной трудовой дисциплины. Однако так и не удалось добиться абсолютного снятия ролевой дифференциации между больными и персоналом отделения. В большинстве своем это произошло по причине сохранения определенной иерархии отношений, которая прослеживалась в исполнении персоналом их медицинских функций.Говоря о практике антипсихиатрии в Великобритании, следует также упомянуть о Филадельфийской благотворительной организации, среди основателей которой были Р. Лэйнг и Д. Купер. Данная организация занималась изучением психических расстройств и поиском нетрадиционных методов их терапии, а также осуществляла образовательную деятельность среди специалистов и всех заинтересованных людей посредством лекций и публикаций.

В рамках данной благотворительной организации Р. Лэйнгом был разработан эксперимент, проводившийся в здании Кингсли-Холл. Данный проект представлял собой автономное образование, полностью независмое от финансирования каких-либо учреждений. Формально это была терапевтическая коммуна, похожая на сообщества хиппи, и открытая для всех желающих.

В Кингсли-Холл не было четкой схемы лечения пациентов, поскольку врачам запрещалось пытаться повлиять на ход течения заболевания. По этой причине исключалось использование медикаментозной терапии. Кингсли-Холл стремился предоставить место для проживания психически больным, чтобы подойти индивидуально к исследованию психического мира каждого пациента. В этом месте не пытались кого-то вылечить, миссия сотрудников Кингсли-Холла заключалась в предоставлении каждому его обитателю возможности свободно пережить свой уникальный психотический опыт. Врачи жили вместе с пациентами и обращались к друг другу по именам, между ними были установлены максимально горизонтальные отношения.

В Кингсли-Холле также проводились публичные лекции и семинары, где обсуждались вопросы феноменологии и социальной теории. В последние годы функционирования коммуны с ее обитателями встречались экспериментальные драматические труппы, авангардные поэты, художники, музыканты, танцоры и фотографы, представители «новых левых», группы лондонского антиуниверситета, лидеры коммунарного движения.

Местным властям не нравилась деятельность, осуществлявшаяся в Кингсли-Холл, постоянно поступали жалобы от людей, живших неподалеку от общины, поэтому она прекратила свое существование 31 мая 1970 года.

После того, как проект Кингсли-Холл был завершен, Филадельфийская ассоциация не прекратила свою деятельность. Она продолжила заниматься финансированием проектов терапевтических общин, разработала множество обучающих программ, объединила вокруг себя тысячи людей. С дочерними сообществами, возникшими под влиянием Кингсли-холла, Р. Лэйнг поддерживал связь до конца своей жизни.

Италия

Поскольку реформаторские начинания Ф. Базальи постоянно вступали в конфронтацию с интересами экономических и политических властей Италии, в конце 60-х гг. он приходит к мысли о невозможности реформирования психиатрических учреждений. В связи с этим фактом, он видит решение проблемы, связанной с положением психически больных, только в деинституционализации психиатрии. В это же время Ф. Базалья основывает движение «Демократическая психиатрия», целью которого являлась гуманизация и демократизация отношения к психически больным и поддержание реформаторских инициатив. Данное движение выступало не против существования институт психиатрии, а против его свойства исключать и изолировать психически больных из социального и политического пространства.

Итогом деятельности этого движения стало принятие в Италии в 1978 г. законодательного акта о ликвидации психиатрических больниц, согласно которому было провозглашено создание общественных центров психиатрической помощи и упразднение психиатрических больниц.

Кроме того, в соответствии с данным законом предполагалось, что лечение лиц, страдающих психическим расстройствам, должно происходить вне стационара. Однако для лиц, у которых болезнь протекла в тяжелой форме, предусматривалось не более 15 коек на каждые 200000 человек всего населения Италии. Если «тяжело» больной психическим недугом отказывался от стационарного лечения, он мог быть подвергнут принудительной госпитализации, решение о которой принималось после заключения как минимум 2–х специалистов и постановления мэра города и суда (при этом срок госпитализации не должен превышать 7 дней). Также, согласно Закону № 180, запрещалось осуществлять строительство новых психиатрических больниц и использовать старые как части больниц общесоматического профиля.

Деинституционализация психиатрии завершилась в Италии 1998 году. К этому времени расходы на психиатрическую помощь сократились более чем в 2 раза — с 5 миллиардов лир (по покупательной способности эквивалентных 54 миллиардам лир в 1998 году) до 25 миллиардов лир.

В отчёте по итогам Европейской конференции ВОЗ указывалось, что после принятия Закона 180 у пациентов появились более широкие возможности принимать непосредственное участие в жизни общества.

Благодаря проведению данной реформы около 55-70% пациентов, выписанных из психиатрических больниц, вернулись к своим семьям (Casacchia and Roncone, 2014; Gallio et al, 1991 cited in Bur and Benson, 1996; Rampazzo and Turci, 1988). В результате интервью с 267 семейными опекунами пациентов с тяжелыми психическими расстройствами, случайным образом отобранными из реестра психических больных в Триесте, было обнаружено, что многие из них сменили работу или ушли на пенсию, чтобы присматривать за своими психически больными членами семьи. Более половины респондентов (57%) сообщили о негативном влиянии возвращения психически больных членов в семью на климат внутри нее, 49% жаловались на усталость, а 29% отметили снижение семейного бюджета (Gallio et al, 1991). Однако более чем 80% семей, опрошенных в том же самом исследовании, были удовлетворены помощью, оказанной психиатрическими службами местного сообщества.

В других исследованиях также отмечаются проблемы, связанные с уходом за больными, которые часто вызваны их антисоциальным поведением (Roncone et al, 1992, цитируется в Burti and Benson, 1996); Также были выявлены плохое самообслуживание и безработица среди бывших пациентов (Gallio et al, 1991). Было установлено, что в Неаполе у родственников, ухаживающих за членами семьи с хроническими психическими заболеваниями, часто возникают проблемы при взаимодействии с другими людьми, депрессия, происходит ухудшение физического здоровья (Veltro et al, 1993). Аналогичные результаты были обнаружены в Южной Вероне у 40 опекунов, которые заботились о членах семьи, страдающих шизофренией, аффективным психозом или депрессивным неврозом, где основными негативными последствиями для опрошенных были психологические проблемы (67%) и уменьшение времени для досуга (57%) (Samele and Manning, 2000). Стоит отметить, что результаты исследования, демонстрирующие высокую социальную активность и низкий уровень бытовой нагрузки у родственников психически больных людей, были получены от респондентов, чьи члены семьи с психическими заболеваниями были трудоустроены (Samele and Manning, 2000).

Вывод:

Анализ теорий и гипотез антипсихиатров позволяет остановиться на следующих выводах.1. Обоснование психиатрических диагнозов с научной точки зрения вызывает сомнение, т. к. у них отсутствует этиология. А именно: психиатрия за историю своего существования не предложила объяснения, в соответствии с которым возникают те или иные заболевания, не предоставила толкование диагностики. Это формирует понимание того, что психическое заболевание социально обусловленный миф.

2. Диагностика в психиатрии не основывается на научных принципах и данных, а представляет собой процесс конструирования психической болезни. Ставя тот или иной диагноз, психиатр основывается на симптомах, которые, как показали антипсихиатры, включаются в диагноз в зависимости от установленных координат истины, в рамках психиатрического дискурса в конкретный исторический момент. В качестве примера можно вспомнить такие диагнозы как гомосексуализм или вялотекущая шизофрения.

3. Вышесказанное дает основание утверждать, что психиатрия не может строить объективные прогнозы, соответственно, нет возможности для определения патогенеза.

4. Психиатрия, как полагают антипсихиатры, представляет собой репрессивный аппарат социального и политического контроля в буржуазном государстве, а психиатрические больницы – это место заточения людей, поведение которых является «ненормальным», в тоже время понятие нормы рассматривается антипсихиатрами как идеологический конструкт. Любое знание о норме дискурсивно опосредованно. А дискурс имеет доминантное положение в контексте конструирования субъективности и социального порядка.

5. О том, что общество может функционировать без социальных катастроф при отсутствии психиатрических клиник, свидетельствует пример Италии, где был принят законодательный акт о ликвидации психиатрических больниц в 1978 г. Также история помнит позитивный опыт терапевтической комунны Кингсли-Холл, где исключалось медикаментозное лечения людей.

Принимая во внимание леворадикальную составляющую антипсихиатрии и период ее возникновения, можно отметить, что эти выводы достаточно категоричны, а аргументация местами вызывает недоверие. Поэтому мы обратились к людям, которые имеют непосредственный опыт пребывания и лечения в психиатрических больницах. В ходе интервью с бывшими пациентами психиатрических лечебниц выяснилось, что нарушения прав и свобод, закрепленных в резолюции 49/110 «Принципы защиты психически больных лиц и улучшения психиатрической помощи», происходят постоянно. Такое авторитарное положение дел актуализирует призывы антипсихиатров к демократическим реформам, которые способствуют гуманизации института психиатрии.

Необходимо учитывать достаточно консервативные настроения белорусского общества и депрессивное состояние экономической и политической ситуации в республике. Не может идти и речи об отмене самого института психиатрии, но необходимо двигаться в сторону гуманизации и соблюдения принципов вышеупомянутой резолюции. И, на наш взгляд, инициативу в данном вопросе должны взять левые. Как было показано в статье, антипсихиатрия основывается на принципах марксистской и неомарксистской философии.

В своей книге «Гегемония и социалистическая стратегия» постмарксисты Э. Лаклау и Ш. Муфф писали о том, что левые сегодня должны артикулировать и представлять интересы тех групп, в отношении которых проявляется социальная дискриминация, тем самым определяя диспозитив, т. е. формулируя повестку дня. Как показал экзистенциальный марксист Д. Купер, «ненормальные» имеют свой революционный потенциал, что может сыграть позитивную роль в контексте осуществления социалистических общественных изменений. На наш взгляд, угнетенные психиатрических больниц могут стать субъектом революционных изменений, но для этого с ними необходимо работать левым организациям.