Беседа со сталинистом

С:
.
Денег – по потребностям, трудовых ресурсов – по потребностям, задание определено, срок задан – за два года построить с нуля завод. Сделаешь – станешь героем соцтруда, не сделаешь – расстреляют. В 1930-е годы прекрасно работало, без всяких там косности, неповоротливости и абсурда чиновных кабинетов.
.
Ответ:
.
Ты регулярно транслируешь идею о необходимости или даже позитивной возможности для развития современной экономики, науки и техники на основе нового большевистского строя (“госкапитализма”) – тотального господства и контроля государства в экономике, гипер-централизованного планирования. Очень похоже, однако, что современные средства производства вообще не совместимы с совковообразными системами и абсолютно не случайно эти системы повсеместно пали и развалились от СССР и Китая до Венгрии и Кубы. Причин, как минимум, две.
.
Во-первых, что такое, к примеру, современная ре-индустриализация в США? Это строительство роботизированных фабрик, фрекинг (сланцевая революция, убивающая ныне экономику РФ), революция в микробиологии, атомные космические корабли. Новые идеи весьма часто генерируют маленькие, лишенные бюрократии творческие коллективы самостоятельных небольших частных компаний – стартапы. Не случайно количество стартапов в стране – один из важнейших показателей ее научно-технического развития. Кроме того, развитие современных науки и техники невозможно без сетевого обмена информацией между специалистами, тогда как воплощают в жизнь новые проекты обычно крупные компании. Со сталинским неповоротливым государством бюрократии и терроризируемой наукой это не совместимо, эта новая индустриализация – плод сотрудничества стартапов и крупных компаний, и она стала возможной только благодаря современным сетям, в которых обмениваются мгновенно информацией, идеями сотни тысяч специалистов. Ни при Сталине, ни при его последователях никогда не был достигнут научно-технический паритет с передовыми странами Запада. Почему? Потому что чиновники плотно контролировали общество, т.е. вертикальные связи преобладали над горизонтальными и разрушали последние. Ученых бы сразу расстреляли (а при последователях Сталина подвергли бы репрессиям) за несанкционированную начальством выдачу информации врагу на другом континенте (или потому, что друзья-евреи данного ученого живут в Нью-Йорке, или его же друзья или родственники – немцы, живущие в Штутгарте). Или целые сектора экономики упразднили бы за распространение “лженаук -кибернетики и генетики”, как сталинские чиновники, объявившие эти науки вредительством и буржуазными выдумками. Ты не осознаешь простую вещь: главный двигатель современной научно-технической революции – развитие все более плотной и быстрой системы коммуникаций и обмена информацией. Сталинская система неизбежно приводит к падению уровня коммуникаций в обществе. Прости, но я думаю, что твоих сталинистских ушей никогда не достигнет та простая мысль, что суждение поэта Мандельштама о сталинском времени (” Мы живем, под собою не чуя страны, наши речи на десять шагов не слышны”) есть ни что иное, как формула сокрушительного экономического поражения в мире, где свобода коммуникаций и суждений становятся ключевым экономическим ресурсом.
.
Об отставании СССР пишет современный исследователь М.Кастельс :
.
“Советский Союз полностью прозевал начало эволюции персональных компьютеров, как, собственно, прозевала его и IBM. Но, в отличие от ШМ, проектирование и производство собственного PC, подозрительно похожего на Apple One, у Советского Союза заняло более десятилетия. На другом конце спектра в компьютерах высокой мощности, которые должны были быть сильным местом этатистской технологической системы, максимальная совокупная мощность советских машин в 1991 г., когда был достигнут пик производства этих компьютеров в СССР, была более чем на два порядка ниже, чем мощность машин одной Cray Research. Что же касается решающего элемента технологической инфраструктуры, то оценка советской телекоммуникационной системы, сделанная Дианой Дусетт в 1992 г., также показала ее отсталость по сравнению с системой любой крупной индустриальной страны. Даже в ключевых военных технологиях к концу 1980-х годов Советский Союз сильно отставал от США. Сравнение военных технологий США, НАТО, Японии и СССР, проведенное Министерством обороны США в 1989 г., показало, что Советский Союз оказался наименее развитой страной в 15 из 25 оцененных технологий и не имел паритета с Соединенными Штатами ни в одной технологической области. Оценка военной технологии, проведенная Маллере и Деляпортом, подтверждает этот факт (53)… Мощная и хорошо оснащенная Академия наук была институтом, ориентированным строго на исследования по своим собственным программам и критериям, не связанным с нуждами и проблемами промышленных предприятий (72). Лишенные возможности полагаться на работу Академии, предприятия использовали исследовательские центры своих собственных министерств. Поскольку любой обмен между этими центрами требовал формальных контактов между министерствами в плановом порядке, центры прикладных исследований также не имели связи друг с другом. Это строго вертикальное разделение, навязанное институциональной логикой командной экономики, не позволяло “учиться на практике” (learning by doing), что имело критическую важность в стимулировании технологической инновации на Западе. Отсутствие взаимодействия между фундаментальной наукой, прикладными исследованиями и промышленным производством привело к крайней жесткости производственной системы, отсутствию экспериментирования в научных разработках и к узкому применению научных технологий в ограниченных областях именно в тот период, когда развитие информационных технологий опиралось на постоянное взаимодействие между различными технологическими областями на базе их коммуникаций через компьютерные сети… Доступ к международному научному сообществу оставался очень ограниченным и доступным только избранной группе ученых, над которыми осуществлялся строгий надзор. Отсюда следовало отставание в научном “перекрестном опылении”. Исследовательская информация фильтровалась, распространение открытий контролировалось и было ограничено. Бюрократы от науки часто навязывали свои взгляды новаторам, находя поддержку в политической иерархии. Присутствие КГБ в крупных научных центрах было по-прежнему всеобъемлющим, вплоть до конца советского режима. Воспроизведение информации и свободная коммуникация между исследователями и внешним миром долгое время оставались затрудненными, составляя огромное препятствие для научной изобретательности и распространения технологий. Следуя гениальной догадке Ленина о контроле над производством бумаги в качестве базового средства для контроля над информацией вскоре после революции, печатание, копирование и обработка информации, машины для коммуникаций оставались под жестким контролем. Пишущие машинки были редкими, и за ними тщательно следили. Доступ к машинам для фотокопирования всегда требовал допуска от служб безопасности – две заверенные подписи для русского текста и три заверенные подписи для нерусского текста. Использование междугородных телефонных линий и телекса контролировалось в каждой организации специальными процедурами, и само понятие “персональный компьютер” объективно подрывало советскую бюрократию, в том числе и научную. Распространение информационной технологии как в машинах, так и в ноу-хау едва ли могло иметь место в обществе, где контроль над информацией играл решающую роль для легитимности государства и для контроля над населением. Чем больше коммуникационные технологии делали внешний мир доступным воображению советских граждан, тем более становилось объективно разрушительным дать такие технологии населению, которое, по большей части, перешло от подчинения террору к пассивной рутине на основе недостатка информации и альтернативных взглядов на мир. Так, по самой своей сущности, советский этатизм не позволил себе распространения информационных технологий в социальной системе, а без этого распространения информационные технологии не могли развиваться за пределами специфических функциональных целей, назначаемых государством, делая невозможным процесс спонтанной инновации путем использования сетевых взаимодействий, которое характеризует информационно-технологическую парадигму. Таким образом, в ядре технологического кризиса Советского Союза лежит фундаментальная логика этатистской системы (в данном случае имеется в виду система, в которой экономику контролирует государство – прим.): подавляющий приоритет военной мощи; политико-идеологический контроль над информацией со стороны государства; бюрократические принципы централизованно планируемой экономики; изоляция от остального мира; неспособность технологически модернизировать некоторые сегменты экономики и общества, не изменяя всю систему, в которой такие элементы взаимодействуют друг с другом. Последствия этой технологической отсталости в тот самый момент, когда развитые капиталистические страны были вовлечены в фундаментальную технологическую трансформацию, имели большое значение для Советского Союза и, в конечном счете, стали одним из главных факторов, приведших к его развалу”. (1)
.
В дополнение к этому пункту. Рассуждения о том, что СССР погубили враги или неверно избранный курс Горбачева, по всей вероятности, далеки от действительности. О том, к чему пришла в итоге экономическая система СССР, красноречиво говорит документ составленный Государственным комитетом СССР по науке и технике (Академия наук СССР) для служебного пользования в 1983 г. (“Комплексная программа Научно-технического прогресса СССР на период с 1986 до 2005 года”). Каковы же были итоговые результаты экономики СССР? Среди них:
.
Снижение отдачи от инвестиций (капитальных вложений)
Увеличение фондоемкости
Исчерпание природных ресурсов. Большая часть стоков вод и выбросов дыма вообще не очищалась.
Снижение качества продуктов питания, а по отдельным категориям – снижение их количества.
Рост затоваривания не находящей спроса продукцией.
Перегрузка транспортной сети.
Резкий рост импорта машин и оборудования, ускоряющий деградацию отечественного гражданского машиностроения.
Рост импорта продуктов питания (в 4 раза за 15 лет).
Ведомственная разобщенность.
Нехватка трудовых ресурсов (рабочих рук).
Резкий рост потребления алкоголя (почти в 4 раза за 15 лет).
Замедление обновления основных фондов, моральное и физическое старение оборудования.
Снижение доли новинок в товарах народного потребления.
Старение научных работников.
.
Замечательная цитата из того же документа: “Средняя продолжительность сооружения машиностроительного предприятия в конце 70-х годов превышала сроки морального старения монтируемого на них оборудования.” (3)
.
Во-вторых. Сталинисты не понимают, что СССР, Китай, Венгрия и прочие отказались в конце концов от гипер-централизованной экономики по объективным причинам -она не справлялась с возрастающей сложностью современного производства. В действительности, сталинское время, которое ты изображаешь, как период успехов эффективной экономики, началось с фундаментальных ошибок планирования, среди которых провал первой пятилетки (есть так же веские основания считать, что результатом неудачного планирования стал голодомор, во всяком случае, такое мнение высказывает его исследователь Д.Ховратович).
.
Как отмечает историк Н.Верт:
.
“Строительство сотен объектов было начато и не завершено из-за нехватки сырья, топлива, оборудования, рабочей силы. К концу 1930 г. 40% капиталовложений в промышленность были заморожены в незавершенных проектах. Они парализовали огромное количество материальных ресурсов, недостаток в которых ощущался в других областях экономики. Невыполнение планов обусловило цепную реакцию развала экономики: один невыполненный проект служил препятствием в выполнении другого и т.д. В целях преодоления нехватки материальных ресурсов (впрочем, относительной, поскольку она существовала лишь по отношению к заведомо невыполнимым показателям первого пятилетнего плана) снабжение предприятий постепенно полностью переходило в руки административных структур. Они пытались обеспечить централизованное распределение основных ресурсов и рабочей силы, необходимых в промышленности, исходя из ими же определяемой важности того или иного предприятия. Деятельность предприятий оказалась, таким образом, в сильной зависимости от очередности получения ассигнований, порядок которой определялся значением предприятия. Система приоритетов в распределении сырья, оборудования, рабочей силы распространялась прежде всего на несколько ударных объектов, которые ставились в пример всей стране (металлургические комбинаты в Кузнецке и Магнитогорске, тракторные заводы в Харькове и Челябинске, автомобильные заводы в Москве и Нижнем Новгороде). Нехватка ресурсов все возрастала, и, соответственно, росло число приоритетных предприятий. Очень скоро система приоритетов привела к конфликтам между предприятиями, что вызвало необходимость введения системы чрезвычайной очередности. Так административный способ со временем подменил собой планирование, и ему суждено было на долгие годы стать одной из важнейших особенностей советской экономики. Система приоритетов была результатом импровизации. Она, правда, позволила избежать полного паралича, которым грозила резко увеличившаяся нехватка ресурсов в наиболее важных отраслях производства. Но в деятельности предприятий, не вошедших в число «первостепенных», она только усилила анархию. Эта система представляла собой полумеру, которая позволила ненадолго отсрочить проявление негативных последствий тех противоречий, которые существовали между плановыми показателями и реальной возможностью их выполнения”.(2).
.
Иными словам, после провала первой пятилетки, после неудачи централизованного планирования, пришлось изменить систему управления экономикой. Сначала бросили все ресурсы на поддержку нескольких гигантов вроде Магнитки, ввели систему приоритетов. Это привело к остановке работ на многих других стройках и фабриках. Тогда (при Сталине, да!) увеличили число приоритетных предприятий, после чего между ними начались административные конфликты из-за редких ресурсов, и тогда… ввели систему “чрезвычайной очередности” – то есть очередь внеочередников! С этого момента централизованное планирование, которое в общем-то никогда толком и не работало, сменилось системой “вертикальных торгов” между заводами гигантами, которые доказывали высшему начальству, почему именно на их поддержку надо бросить все ключевые ресурсы, и обзаводились лоббистами в министерствах. И это был не злой умысел вредителей, а результат объективной невозможности все знать и распланировать в центральных органах государства, не имеющих понятия (и не могущих иметь понятие!) о деталях реального положения на местах на тысячах крупных и десятках тысяч мелких фабрик. Появилась система административных рынков, вертикальных торгов. Причем, по мере роста сложности современной экономики данная система давала все больше сбоев, пока не возникла “управленческая пробка”, тромб, парализовавший систему управления экономикой СССР.
.
Создателями теории административных рынков (рынков власти, бюрократических рынков) являются (в алфавитном порядке): П.О. Авен (сейчас президент “Альфа-банка”), С.А. Белановский, В.М. Константинов, С.Г. Кордонский, В.А. Найшуль, С.Ю. Павленко, Ю.М. Родный, В.М. Широнин. В основном математики и социологи. Московская группа (Найшуль, Константинов, Родный) состояла из математиков, работающих в вычислительном институте Госплана, и изучала Госплан, а новосибирская группа (Кордонский, Павленко, Широнин, Авен) изучала сельский район Алтайского края, и обе, независимо, пришли к сходным выводам. Группы узнали друг о друге только в 1985 (по др. данным в 1987) году… Типичная схема управления экономикой в брежневскую эпоху выглядела следующим образом. Предприятия делали заявки на ресурсы, которые суммировались, поднимаясь вверх по административной лестнице, пока не достигали органа власти, полномочного дать задания производителям. Затем эти задания распределялись между предприятиями-изготовителями, которые в ответ предъявляли встречные требования к поставкам входных ресурсов, так что цикл планирования повторялся снова и снова. Планирование начиналось не “сверху”, как в сталинской командной системе, а “снизу” и носило не директивный, а согласующий и итеративный, повторяющийся характер. Движение заявок “вверх” и заданий “вниз” сопровождалось ожесточенными торгами начальства с подчиненными за минимальные производственные задания и максимальное ресурсное обеспечение. Сложность управления народным хозяйством привела к тому, что в распределении ресурсов участвовала не одна, а несколько союзно-отраслевых, регионально-отраслевых, нормативных и контрольных иерархий. Функцию окончательного согласования деятельности различных иерархий между собой и с “потребностями жизни” выполняла гибкая, адаптивная партийная иерархия. Она же являлась наиболее прямым каналом доведения “вниз” решений вышестоящих органов. Коммунистическая партия в своем реальном обличье действительно была главной интегрирующей силой советского общества. […] Система вертикальных торгов дополнялась нелегальными, легализируемыми или легальными горизонтальными торгами – обменами между организациями. По мере роста и усложнения экономики и увеличения потоков заявок в верхних эшелонах власти возникла настоящая управленческая “пробка”, и распределение ресурсов с помощью вертикальных торгов становилось все более затруднительным. Поэтому значение горизонтальных обменов непрерывно росло. Вес участника бюрократической торговли, как правило, тем выше, чем больше размер организации, которую он представляет. В результате в брежневскую эпоху в нашей стране организации всегда имели перевес над частными лицами, крупные организации – над мелкими. Малый размер предприятия вообще становился синонимом его отсталости. Поскольку вес органа власти тем больше, чем выше его иерархический уровень, решения в целом ориентируются на “верх” больше, чем на “низ”. В результате система управления народным хозяйством стремится обслуживать не его нужды, а самое себя, заниматься самоублажением. Происходит отрыв системы управления от объекта управления… ” (4).
.
В конце концов невозможность централизованно принимать все необходимые решения в постоянно усложняющейся системе привела к коллапсу централизованной экономики, к росту значения горизонтальных торгов и переходу к приватизационной эпохе. И нас не должны ввести в заблуждение слова авторов об отличии позднебрежневской системы с ее постоянным согласованием центральных планов с нуждами отдельных предприятий от сталинской вертикальной командной системы. Согласование было не блажью, а необходимостью: невозможно узкой руководящей группе принимать все решения в масштабах большой страны без учета нужд отдельных предприятий. Но и данное согласование, как можно было видеть, не только не решило проблемы управления, но, со временем, лишь усугубило их.
.
С:
.
Ну, значит, нужна была культурная революция, и она периодически нужна до перехода к коммунизму. Госкап в экономике плюс вооруженный и имеющий политические права народ, который периодически проводит новые революции, и так до перехода к коммунизму.
.
Ответ:
То, что ты называешь “госкапом в экономике”, то есть положение, при котором госбюрократия владеет собственностью, присваивает себе и использует по своему усмотрению результаты труда, определяет цены на продукцию, выстраивает производственные цепочки и планирует развитие производства, словом, вот такое положение не совместимо со всеобщим вооружением и политическими правами работников.
.
Тот факт, что первое (госкап) всегда разрушало второе (политические права народа) не случайное совпадение, так было везде в совковых системах – это закономерность. Чтобы государство могло планировать всю экономику, оно должно подчинить себе работника, лишив его политической власти и оружия, ибо вооруженный и имеющий политические права (власть) работник при первом же конфликте (“ах вы, суки, увеличили рабочее время\интенсивность труда и урезали реальную зарплату!”) перестреляет бюрократов. Позволю себе процитировать тебя о том, как работала сталинская система: “Денег – по потребностям, трудовых ресурсов – по потребностям, задание определено, срок задан – за два года построить с нуля завод. Сделаешь – станешь героем соцтруда, не сделаешь – расстреляют.” И что, вооруженные и организованные работники и специалисты будут смотреть на то, как ими в приказном порядке распоряжаются? Позволят себя расстреливать? Или, наоборот, бюрократия, опираясь на централизованную армию, перестреляет вооруженный народ, или вооруженный самооорганизованный народ прикончит бюрократию. Либо-либо. Как только работники обретали оружие и органы самоуправления (советы), они начинали массово убивать бюрократов и разрушать государство. Именно это произошло в Венгрии в 1956 г, в ГДР в 1953, в Польше (Познань) в том же 1956 ом…
.
Но лучше всего на это ответил Карл Маркс : “Политическое господство производителей не может существовать одновременно с увековечением их социального рабства. Коммуна (Парижская Коммуна – прим.) должна была поэтому служить орудием ниспровержения тех экономических устоев, на которых зиждется самое существование классов, а следовательно, и классовое господство.”.
.
Примечания
.
1. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура.
http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Polit/kastel/08.php
.
2. Верт. Н История Советского государства. 1900-1991
http://e-libra.ru/…/232593-istoriya-sovetskogo-gosudarstva.…
.
3. “Комплексная программа Научно-технического прогресса СССР на период с 1986 до 2005 года”.
https://docviewer.yandex.ru/…
.
4. Власть как товар и её рынки.
http://oetar.livejournal.com/3646.html

Михаил Магид